Интервью

– может быть об этой власти сказано, что нет власти не от Бога, а не о конкретной фактической власти, то есть о принципе власти и иерархии как таковой?

Возможно. Еще могу сказать, что мне посылались какие-то истории, связанные с Царской семьей. Я «нечаянно» знакомилась с людьми, чьи предки имели близкое отношение к Царю. Расскажу один случай, это случилось задолго до того, как я начала работать над выставкой. Однажды я ехала в поезде с одной пожилой дамой, ничем внешне не примечательной. Не помню, почему зашел об этом разговор, но она мне сказала: «мой дедушка был главным дворником царя. В нашей семье хранились подарки цесаревича моему папе». Я поинтересовалась, каким же образом он получил такие подарки. Она рассказала: «Мальчишки, которые жили при Александровском дворце, катались с горы, и саночки отца попали под экипаж Наследника. Его сбило, он упал, не потерял сознание, но ушибся. Он увидел, что дверь кареты открывается и из нее выбегает цесаревич и направляется к нему. На ходу Наследник снимает с себя шубейку, достает свою сабельку, снимает шапку. И все это пытается вручить мальчику, пытается его укрыть, согреть, компенсировать ему боль, поделиться своим сокровищем». Сабелька сразу пропала после революции, она была из драгоценного металла с украшениями. А шубейка с шапочкой хранились в семье, но где они теперь – эта дама не знала сама. Кстати, жена этого главного дворника учила царевен штопать носки. Николай II посылал к этой женщине своих венценосных дочерей, чтобы учиться чинить одежду! Вы могли бы представить подобное среди правителей нашего государства после Романовых?! Думаю, теперь, что эта история с царской одеждой, подаренной простому смертному, и легла в мое подсознание, и хранилась там в течении многих лет, пока не случилась выставка в честь 100-летия революции, открывшаяся 25 октября 2017 г. в Эрмитаже. Я попала туда буквально в последние дни ее работы. Экспозиция была очень большая, но меня повело, минуя массу интереснейших экспонатов, к совершенно определенной вещи, к витрине, где был мундир Николая II. Я раньше никогда не видела его личной одежды. Мы знаем, что существует такая вещь, как шапка Мономаха, но ее можно назвать объектом в общем пользовании, который передавался через поколения. А в этой личной вещи, свидетельствующей о жизни Царя, я увидела, как сливаются два плана – сакральный и философский. Это ведь философия «следа», в ее платоновской концепции. След-событие, как отпечаток в памяти… Если мы опираемся на понятие сугубо сакрального плана, то любой предмет, принадлежащий канонизированной персоне, имеет священную характеристику. И это не имеет значения, сколько политических или личных ошибок было сделано лицом, прославленным потом в лике святых. Я стала изучать эту униформу, прорисовывая ее с натуры, как бы проживая ее внутренне, сначала в Эрмитаже. Потом поехала летом в Петербург снова. Смотрительницы в Камероновой галерее Царского Села, где были выставлены к этим мемориальным датам мундиры и другие предметы, скажем, кресла, столы и стулья, были очень тронуты моей работой, и старались рассказать мне максимум того, что они знали об экспозиции. Также мне помогли мои питерские друзья, с их библиотеками и живыми экскурсиями. Скажем, Николай Второй любил надевать такое красное длинное одеяние Конвоя Его Величества. Он и собор Федоровский в Царском Селе распорядился построить специально, чтобы быть в нем вместе с этим своим воинством, и отнюдь не из-за соображений охраны и безопасности, а ради молитвенного единства. Я изобразила и знаменитую тужурку императора, в которой его рисовал В. Серов на этом гениальном портрете. Эта картина тоже разделила мученическую участь изображаемого: портрету выкололи глаза. Он был отреставрирован уже в наши дни. Серов же писал и коронацию Николая Александровича, его, как лучшую кисть России, допустили в Успенский собор. Такие вещи, как тужурка, свидетельствуют, что император любил скромную одежду. У него была еще рубаха, которую носил летний гарнизон, пурпурно-малинового цвета. Он любил ходить и в белом, что можно увидеть на многих фотографиях. Нельзя воспринимать мою работу как одну из «царебожских» сектантских историй. Нужно понимать, что существует древнейшая традиция сакрализированной персоны, генетически имеющей право на власть. В нашем случае эта персона еще и претерпела мученичество именно за свое происхождение. Как и последующее за ней великое множество людей… И пошел брат на брата… Этот процесс не может оставить равнодушным… На мои работы большое влияние оказала фотография Ипатьевского дома, стены в комнате, где убили Царскую семью. Конечно, я видела ее и раньше, но для этого и посещаешь выставки, чтобы предмет увидеть по-новому. Летом этого года я посетила выставку «Император Николай II. К 150-летию со дня рождения» в петербургском выставочном центре РОСФОТО. Там было много экспонатов, в том числе из семейного альбома Романовых. Последний зал был изолирован, и там висела одна, - единственная фотография этой страшной стены. И когда на последнем этапе подготовки к выставке я делала свои наиболее условные работы, как сгустки, следы, отпечатки вещей, то в том числе подразумевала и эти пробоины, этот след….

– эти кровавые следы?

Да. Наш выдающийся современник, философ Татьяна Михайловна Горичева (Франция) написала, что моя работа основана на философии крови, жертвы и философии следа. Такой античный триумвират. Тогда, на выставке в Эрмитаже, я пошла на этот, условно говоря, ультразвук, на особое излучение этого царского предмета. Потому что эта одежда осталась нам как представитель всего, что происходило. Униформа прожила с ее обладателем все этапы приближения к революции. Мы не знаем сейчас доподлинно, сохранились ли вещи, которые были на Царе в момент отречения на станции Дно. Но уже название станции – зловещее. Мы погрузились на дно, свалив монархический столп.

– у вас есть очень яркая работа на красном фоне. Расскажите немного о ней.

Бумагу для нее я покупала в Петербурге. Это важная деталь. Петербург — это по-прежнему город империи. У меня нет никаких «случайностей», я все либо заранее формирую в голове, или в последний момент по наитию, или же уже в процессе сама работа тебе кричит, что с ней надо сделать, чтоб она стала убедительной. У меня не было плана красного фона. Но я увидела эту бумагу кумачового цвета и поняла, что нужно попробовать ее. Вместо красок я использовала золу и яичную эмульсию, которую я умею делать, как для фрески. И дело не только в том, что здесь напоминание о том, как жгли останки царской семьи. Я хотела привести изображение к максимальной органике, мне как автору органично со-переживание. Сейчас так работать не принято, на таком участии… И даже если кто-то так работает, об этом говорить нельзя… Не профессионально. Но я всегда была против «правил», я считаю, что не стоит заниматься созданием новых образов, выпускать их в мир, если ты хочешь быть угодным той или другой группе профессионального сообщества.

– Как вы думаете, почему революция произошла в России в такой форме? По воспоминаниям многих ученых, поэтов, художников той поры, люди действительно безумствовали. Почему возникло такое колоссальное озлобление против всех богатых, не важно, какого рода имущество им принадлежало, духовное или материальное, любое. Например, художник Константин Коровин вспоминал, что он задал вопрос одному комиссару, причем он подчеркнул, что это был не глупый, человек: «а кто, по-вашему буржуй?». Тот ответил: «тот, кто чисто одет». И вся злоба как бы сконцентрировалась на фигуре Царя.

Мне сложно сказать, на этот счет существует научные трактаты, фактические, как у А. И. Солженицына или мистические, как у Даниила Андреева. Но я, как человек, привязанный к миру поэтическому больше, чем к миру реальному, могу сказать, что это проявление извечной борьбы благородного с неблагородным, борьбы патрициев и плебса. Лозунг-то какой: «Кто был никем, тот станет всем!» - «Всем», понимаете? - какой это соблазн? Простым движением затвора, размазав по стенке всякие там гены, иерархии какие-то… И плевать они со своими ружьями хотели на какие-то там ничтожные столетия, родства со всеми Домами, и что к примеру дочери Ярослава Мудрого дали продолжения ветвям нескольких европейских династий, в том числе и короля Филиппа Первого для Франции…. Вы меня спрашиваете, как художника, и я полагаюсь на мои личные ощущения. Любую энергию можно искусственно подогреть до крайнего градуса… И это делается с помощью слова, пропаганды. Бывают такие вот люди–реакторы, умеющие претворять энергии в испепеляющие все на своем пути слова. Тут произошло столкновение каких-то вихрей. Для меня было показательно посещение музея А. Блока, где в экспозиции было письмо его управляющего, который докладывал, что происходит с усадьбой поэта. И управляющий в полном отчаянии. Блоки были хорошими помещиками, благородные люди, которые радели о народе. Они действовали по отношению к народу, как и Поленовы, которые организовали Народный театр или С. Рахманинов, который помогал крестьянам после пожаров, лечил их и прочее. Но все благородные намерения и благодеяния ничуть не помогли в сдерживании разбушевавшейся силы, грубой и примитивной, которая и ликвидировала все барские атрибуты, спалила поместья, вытоптала и уничтожила сады, фонтаны и прочее. Во Франции, во время Великой революции, было тоже самое, такая же борьба с аристократией. И происходит потом такой же процесс утверждения новых «божеств» революции, новой «иерархии», потому что человек не может существовать вне мифа или вне канона, как бы он его не отрицал…, он создаст новый «дворец»…. «Дворец Советов», – помните? Это всегда насущно для человеческой цивилизации, –- создавать дворцы и пантеоны.

– в архитектуре есть термин – несущая конструкция. Как только мы ее сносим, все рассыпается.

– Да. Интеллектуальный истеблишмент в России не был всецело промонархическим. Но, когда случилось цареубийство, то все поэты – которые всегда вольнодумцы, они не принадлежат никому, только своей музе, все они были в оцепенении. Николай Гумилев, увидев мальчишку, размахивающего газетой с известием о гибели Царя, сказал: «я этого им никогда не прощу». Марина Цветаева шла в этот момент по Москве с дочкой. Узнав о цареубийстве, она сказала: «Аля, помолись, убили Царя». Позже, в эмиграции, Цветаева создала поэму о Царской семье, которую постигла странная участь. Поэма погибла, сохранились только фрагменты. Это событие потрясло даже тех, кто не был специально промонархически настроен.

– когда обвиняют царя Николая II в том, что он был слабый царь, то путают холодное с квадратным, т.е. в принципе его функция была не царствовать, но быть. Он был как бы столпом, который держал все здание Российской империи, со всеми ее сословиями, установлениями, земствами, купцами-старообрядцами, фабриками, утонченным искусством, балетом, станционными смотрителями, дворянами, нарождающийся буржуазией, священниками, монастырями….

Если сравнить, сколько всего при Николае было открыто – вокзалов, больниц, монастырей, богаделен, зданий, которыми мы до сих пор пользуемся, с количеством новых «богоугодных заведений» сегодня, сравнение не впользу нашего времени. У нас строят все больше торговые центры…Да, вот, возьмем к примеру хотя бы всеми любимый Музей Изящных искусств, который чаще называют Пушкинский музей. Это детище Ивана Владимировича Цветаева, отца поэтессы Марины Цветаевой. Он был сыном деревенского священника, не знал до 12 лет сапог, а дослужился до Статского Советника и показывал августейшей семье свое творение. Есть чудесные воспоминания М. Цветаевой о том, как отец стеснялся своего нового богатого мундира, пошитого для такого случая… Возможно, с точки зрения истории, для такого огромного государства нужен был персонаж вроде Юлия Цезаря. Но явился Цесаревич, который был не просто напоказ религиозен, но внутренне, глубоко. И это давало проекцию на всю страну. Почему тогда этот «святой народ» поднялся и стал все сокрушать, делать адские вещи? Население разом поделилось на тех, кто преследует и кого преследуют? Я объясняю это нагреванием энергии обывателя, претендовавшего на «величие», хотя обыватель на величие априори не тянет. Это взрыв классовой ненависти к тем ценностям, которые были устроены «всякими образованными» идеалистами на благо народа. Например, вы смотрите на здание старинной фабрики. Они выглядят очень добротно и устойчиво – и могло быть еще лучше, вся это добротность, качество могли бы распространиться на всю жизнь в стране. Но энергия была подогрета: «а нам мало этой фабрики, а мы хотим дворец. А мы сейчас пойдем и сядем на рояль, с сапогами, будем у барина курить в залах цигарки. Вот это нам по душе». Вот эти примитивные амбиции переиграли благородное начало в народе.

– сейчас некоторые говорят, что в России необходимо восстановить монархию, ссылаются на пророчества. Насколько я понимаю, монархия – это не форма управления земными реалиями. Монархия принадлежит тому срезу жизни, которая вообще сейчас не существует в России в принципе. Т.е. монархия — это представительство божественного начала, форма власти Бога на земле. Мы говорим через монархию Богу: «Мы хотим, чтобы Ты нами правил». Вероятно, в России нет монархии, потому что люди не готовы отдать судьбу своей страны Богу. Люди хотят так называемого «сильного Царя», который придет и начнет блистательную внешнюю и внутреннюю политику, благоприятную для простого народа.